БАИР  ДУГАРОВ

БУРЯТИЯ В ФОТОГРАФИЯХ

Узоры сада

Баир Сономович Дугаров родился в 1947 году в с. Орлик Окинского аймака Бурятии . Пишет на русском языке. Автор 12 поэтических сборников, выходивших в Улан-Удэ, Иркутске и Москве: «Золотое седло», «Горный бубен», «Дикая акация», «Городские облака», «Лунная лань», «Всадник», «Небосклон», «Звезда кочевника», «Струна земли и неба» и др. Стихи Б. Дугарова печатались в журналах «Дружба народов», «Москва», «Октябрь», «Смена», «Сибирские огни», «Байкал», в альманахах «День поэзии», «Академия поэзии», в газетах «Литературная газета», «Литературная Россия», «Комсомольская правда» и других изданиях, переводились на монгольский, латышский, болгарский, венгерский, английский, французский и другие языки. Б. Дугаров переводит стихи бурятских и монгольских поэтов на русский язык. Им осуществлены переводы лучших образцов бурятской народной поэзии, изданных дважды в сборнике «Алтаргана». Народный поэт Бурятии, доктор филологических наук, заслуженный деятель культуры Российской Федерации и Республики Бурятия, лауреат Государственной премии Республики Бурятия в области литературы и искусства, член Союза писателей СССР и России.

Живет в Улан-Удэ.

х х х

Беседовал сегодня с деревами, — 
с зеленой хвоей, темными ветвями.

Они росли из тающего снега,
привстав на цыпочки, касались неба.

Раскинув ветки, тихо обнимали
танцующие с облаками дали.

И оттого, что кронам птицы снились,
подснежники под снегом шевелились.

И сам я хвоей обрастал, ветвями,
беседуя под вечер с деревами.

Эхо

Два полушарья Земли — словно две первозданные юрты, 
дымкой галактик одетые, слитно в пространстве плывут. 
Утро кентавровых саг, золотые уста Заратустры, 
Ультрамарин поднебесья и вещей травы изумруд. 
Эра могучих сказаний зачем мою песню тревожит? 
Эхо анафор степных ощущаю дыханьем своим. 
Лад стихотворный — от родины. Горы как вечный треножник. 
Ланью промчались столетья. Небес можжевёловый дым.

 

***

Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони.
Древо жизни шумит
над опавшей листвою веков.
Здесь, на отчей земле
и тревожней душе, и спокойней.
И, как в юности, снится
хорошая книжка стихов.

 

ЗВЕЗДА КОЧЕВНИКА

Мужчине – путь, а женщине – очаг. 
И чтобы род мой древний не зачах, 
роди – молю и заклинаю – сына. 
Стрела летит, покуда жив мужчина.

Мужчине – дым, а женщине – огонь. 
И чтоб в бою мой не споткнулся конь, 
я должен знать, что юрту греет пламя, 
как предками завещанное знамя.

В мужчине – дух, а в женщине – душа.
Травинка держит небо трепеща.
Без очага, без сына, без любимой,
как одинокий смерч, развеюсь над равниной.

ЧИТАЯ «ДХАММАПАДУ»

 

Горит в ночи буддийская лампада.
И путнику сегодня не заснуть.
И говорит сквозь время «Дхаммапада»,
что есть у вечности срединный Путь.

Он есть, тот самый Путь. И спотыкаясь
о будничные камни бытия,
осознаешь таинственную радость,
что Путь благословляет и тебя.

Вновь в суету весь мир ввергает утро.
Но ты обрел свой остров в тишине,
и тайный смысл тысячелетней сутры
тебе откроется окном в окне.

В травинке каждой чую вечный посох,
в дождинке на ладони — третий глаз.
Не гром меня ведет, а тихий шорох
страниц, оживших вновь в полночный час.

Горит в ночи буддийская лампада,
ее ветрам столетий не задуть.
Горит лампада, светит «Дхаммапада»,
и продолжается срединный Путь.

 

ПУТЬ КОЧЕВНИКА

От крика к голосу,
от сабли к колосу,
от мифа к логосу,
от бубна к лотосу,
от чия к полюсу,
от юрты к космосу.

ПЕШИЙ ВСАДНИК

Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони, –
на Восток и на Запад –
до Хуанхэ и Балкан.
Проступали огни небоскребов
на облачном фоне,
и глядел мне вослед сквозь столетия
сам Чингисхан.

Не по воле высокого
Вечного Синего Неба –
по желанию сердца
и тайному зову крови
привела меня память,
сама отряхаясь от пепла,
на просторы
моей родословной тоски и любви.

Оглянувшись на Степь,
осененную дымкой тумана,
обретал я в дороге себя,
и любимых, и кров.
И служили мне пайдзой 
не повеленье кагана,
а улыбка добра
и хорошая книжка стихов.

Мне дарила Евразия 
саги и сны золотые. 
И струился из древности 
хрупкий таинственный свет, 
и гречанка по имени Роза 
под небом Софии 
обернулась ко мне, 
словно знал ее тысячу лет.

Как последний кочевник,
я в храмы входил и мечети,
оставляя Пегаса
на свежей лужайке пастись.
Лишь одна моя вера
пребудет со мной на планете –
степь, былинка на тихом ветру
и небесная высь.

«Урагша» – и, как лук, 
выгибалась опять эстакада, 
и московский таксист 
помогал мне, и грозный аллах, 
чтоб в кочевье моем 
огонек светофора с Арбата 
продолжался звездою 
в багдадских ночных небесах.

Поднималась не пыль от копыт
на равнинном просторе –
то вверяли свой дымный бунчук
города облакам.
И на пляжном бездумном песке
у Последнего моря
был в душе я с тобой,
мое Первое море – Байкал.

Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони.
Древо жизни шумит
над опавшей листвою веков.
Здесь, на отчей земле
и тревожней душе, и спокойней.
И, как в юности, снится
хорошая книжка стихов.

НА ИСХОДЕ СТОЛЕТЬЯ

И распался евразийский каганат. 
Птицы вечности над пропастью летят, 
Это время называется самун .
Этот ветер называется самум.

Отпылали пионерские костры. 
Где улыбка той гагаринской поры? 
Внук «врага народа», сын фронтовика, 
я в двадцатом веке свой наверняка.

И гляжу с тревогой на страну свою 
и ее, родную, я не узнаю. 
Сколько в доме трещин, боли и тоски?! 
По стране гуляют злые сквозняки.

Но святынь оживших вновь зажглась свеча
над былым пространством цвета кумача.
И оленный камень – коновязь времен – 
подпирает задымленный небосклон.

И от долгого очнувшись забытья,
степь моя и горы вспомнили себя.
Предкам поклоняясь, свету и добру, 
я Гэсэра знамя поднял на ветру.

И какие б ни шумели времена, 
по весне всегда цветет карагана. 
И струится по Евразии степной 
горький дух полынной вечности самой.

Мировидение в творчестве Баира Дугарова

Творчество Баира Дугарова. Использование мифологического и этнографического материала в качестве реминисценций. Интерес к устному народному творчеству. Философский смысл стихотворения "Звезда кочевника". Круг кочевого пространства в поэзии Дугарова.

ПОЭТИЧЕСКИЙ  САД

В травинке каждой чую вечный посох...