Баир Сономович Дугаров родился в 1947 году в с. Орлик Окинского аймака Бурятии . Пишет на русском языке. Автор 12 поэтических сборников, выходивших в Улан-Удэ, Иркутске и Москве: «Золотое седло», «Горный бубен», «Дикая акация», «Городские облака», «Лунная лань», «Всадник», «Небосклон», «Звезда кочевника», «Струна земли и неба» и др. Стихи Б. Дугарова печатались в журналах «Дружба народов», «Москва», «Октябрь», «Смена», «Сибирские огни», «Байкал», в альманахах «День поэзии», «Академия поэзии», в газетах «Литературная газета», «Литературная Россия», «Комсомольская правда» и других изданиях, переводились на монгольский, латышский, болгарский, венгерский, английский, французский и другие языки. Б. Дугаров переводит стихи бурятских и монгольских поэтов на русский язык. Им осуществлены переводы лучших образцов бурятской народной поэзии, изданных дважды в сборнике «Алтаргана». Народный поэт Бурятии, доктор филологических наук, заслуженный деятель культуры Российской Федерации и Республики Бурятия, лауреат Государственной премии Республики Бурятия в области литературы и искусства, член Союза писателей СССР и России.
Живет в Улан-Удэ.
Эхо
Два полушарья Земли — словно две первозданные юрты,
дымкой галактик одетые, слитно в пространстве плывут.
Утро кентавровых саг, золотые уста Заратустры,
Ультрамарин поднебесья и вещей травы изумруд.
Эра могучих сказаний зачем мою песню тревожит?
Эхо анафор степных ощущаю дыханьем своим.
Лад стихотворный — от родины. Горы как вечный треножник.
Ланью промчались столетья. Небес можжевёловый дым.
***
Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони.
Древо жизни шумит
над опавшей листвою веков.
Здесь, на отчей земле
и тревожней душе, и спокойней.
И, как в юности, снится
хорошая книжка стихов.
ЗВЕЗДА КОЧЕВНИКА
Мужчине – путь, а женщине – очаг.
И чтобы род мой древний не зачах,
роди – молю и заклинаю – сына.
Стрела летит, покуда жив мужчина.
Мужчине – дым, а женщине – огонь.
И чтоб в бою мой не споткнулся конь,
я должен знать, что юрту греет пламя,
как предками завещанное знамя.
В мужчине – дух, а в женщине – душа.
Травинка держит небо трепеща.
Без очага, без сына, без любимой,
как одинокий смерч, развеюсь над равниной.
ЧИТАЯ «ДХАММАПАДУ»
Горит в ночи буддийская лампада.
И путнику сегодня не заснуть.
И говорит сквозь время «Дхаммапада»,
что есть у вечности срединный Путь.
Он есть, тот самый Путь. И спотыкаясь
о будничные камни бытия,
осознаешь таинственную радость,
что Путь благословляет и тебя.
Вновь в суету весь мир ввергает утро.
Но ты обрел свой остров в тишине,
и тайный смысл тысячелетней сутры
тебе откроется окном в окне.
В травинке каждой чую вечный посох,
в дождинке на ладони — третий глаз.
Не гром меня ведет, а тихий шорох
страниц, оживших вновь в полночный час.
Горит в ночи буддийская лампада,
ее ветрам столетий не задуть.
Горит лампада, светит «Дхаммапада»,
и продолжается срединный Путь.
ПУТЬ КОЧЕВНИКА
От крика к голосу,
от сабли к колосу,
от мифа к логосу,
от бубна к лотосу,
от чия к полюсу,
от юрты к космосу.
ПЕШИЙ ВСАДНИК
Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони, –
на Восток и на Запад –
до Хуанхэ и Балкан.
Проступали огни небоскребов
на облачном фоне,
и глядел мне вослед сквозь столетия
сам Чингисхан.
Не по воле высокого
Вечного Синего Неба –
по желанию сердца
и тайному зову крови
привела меня память,
сама отряхаясь от пепла,
на просторы
моей родословной тоски и любви.
Оглянувшись на Степь,
осененную дымкой тумана,
обретал я в дороге себя,
и любимых, и кров.
И служили мне пайдзой
не повеленье кагана,
а улыбка добра
и хорошая книжка стихов.
Мне дарила Евразия
саги и сны золотые.
И струился из древности
хрупкий таинственный свет,
и гречанка по имени Роза
под небом Софии
обернулась ко мне,
словно знал ее тысячу лет.
Как последний кочевник,
я в храмы входил и мечети,
оставляя Пегаса
на свежей лужайке пастись.
Лишь одна моя вера
пребудет со мной на планете –
степь, былинка на тихом ветру
и небесная высь.
«Урагша» – и, как лук,
выгибалась опять эстакада,
и московский таксист
помогал мне, и грозный аллах,
чтоб в кочевье моем
огонек светофора с Арбата
продолжался звездою
в багдадских ночных небесах.
Поднималась не пыль от копыт
на равнинном просторе –
то вверяли свой дымный бунчук
города облакам.
И на пляжном бездумном песке
у Последнего моря
был в душе я с тобой,
мое Первое море – Байкал.
Я прошел по путям,
где промчались монгольские кони.
Древо жизни шумит
над опавшей листвою веков.
Здесь, на отчей земле
и тревожней душе, и спокойней.
И, как в юности, снится
хорошая книжка стихов.
НА ИСХОДЕ СТОЛЕТЬЯ
И распался евразийский каганат.
Птицы вечности над пропастью летят,
Это время называется самун .
Этот ветер называется самум.
Отпылали пионерские костры.
Где улыбка той гагаринской поры?
Внук «врага народа», сын фронтовика,
я в двадцатом веке свой наверняка.
И гляжу с тревогой на страну свою
и ее, родную, я не узнаю.
Сколько в доме трещин, боли и тоски?!
По стране гуляют злые сквозняки.
Но святынь оживших вновь зажглась свеча
над былым пространством цвета кумача.
И оленный камень – коновязь времен –
подпирает задымленный небосклон.
И от долгого очнувшись забытья,
степь моя и горы вспомнили себя.
Предкам поклоняясь, свету и добру,
я Гэсэра знамя поднял на ветру.
И какие б ни шумели времена,
по весне всегда цветет карагана.
И струится по Евразии степной
горький дух полынной вечности самой.
Творчество Баира Дугарова. Использование мифологического и этнографического материала в качестве реминисценций. Интерес к устному народному творчеству. Философский смысл стихотворения "Звезда кочевника". Круг кочевого пространства в поэзии Дугарова.