Ирина  Котова

 

В палисаднике тонут в цветении бархатном сливы.
Ты на спилах пытаешься выяснить жизнь их по кольцам...

 

 

Родилась в Воронеже. Закончила Воронежский государственный медицинский институт и Литинститут им. А.М. Горького. Доктор медицинских наук. Стихи публиковались в журналах «Вестник Европы», «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Новый мир», «Новая Юность», «Новый берег», «Подъем», TextOnly. Автор трех сборников стихотворений. Лауреат премии журнала «Подъем» (2003), лауреат литературного конкурса им. Булгакова (2009). Живет в Москве.

ЧЕЛОВЕКОКИТ

1
Пока кит поднимается над равниной вод,
человек успевает сваи в него вогнать,
человеку кажется: он киту и отец, и мать.
Человек бросает семя и кормит род,
кит мальков впускает в бездонный рот.
Человек копье меняет на миномет,
кит — плывет.
Но потом кит уходит на глубину, 
разрушая вмиг, что веками на тушке нес –
слишком горько и горячо от огня и слез.
Человек за него цепляется, голосит про свою вину,
про детей, жену,
жизнь — одну.
Кит в ответ ему:
Не сверну.

2
Разве дано человеку очутиться внутри у Бога,
управлять им, словно тряпичной куклой?
Ему можно лишь попросить немного
да род продолжить в лачуге утлой.

Человеку дано очутиться внутри кита,
провалиться пищей киту в желудок.
Человек не хочет — судьба не та,
человеку Бог подарил рассудок.
Человеку дано добыть китовый ус –
заточить гарпун и метнуть с размаху.
Только он бежит на берег — скалист и пуст.
У него два чувства: любви и страха.

3
Кит лежит у моря, и косточки побелели.
Тот, кто держит землю, он тоже смертен.
Кит уснул в волне, как в своей постели — 
Без сетей, без ран, без иных отметин.
Человек заходит внутрь кита как в свою квартиру,
между ребер (слышишь: там бьется сердце).
Говорит: ты был для меня полмира,
на кого оставил, скажи на милость?
Помнишь, мы с тобой в обнимку плавали — брат и брат,
а младенцы качались в люльках и старились понемногу.
Как забыть твой хвост? Я растил там сад,
в том саду, болван, изувечил ногу…
Кит — молчит. Он — мертвый, к тому же — зверь.
Солнце слезы ловит бездонным веком,
будто Бог отчалил, забанив дверь.
Неужели это выбрано человеком?

ПАЛИСАДНИК

Столько вёсел утрачено в разных речушках ретивых,
что берешься за новое как-то совсем без эмоций.
В палисаднике тонут в цветении бархатном сливы.
Ты на спилах пытаешься выяснить жизнь их по кольцам.

Нет надежды на счастье, но есть иронический разум,
как спокойная заводь, как щит, как житейская тайна.
Одиночество есть. И оно убивает не сразу.
В палисаднике ворона дети хоронят печально.

Признавайся, ты ждешь: половодьем закружит река,
понесет — не удержишься, страстью расколется лодка…
А пока — в палисаднике — нищий, трясется рука.
Ты монету бросаешь — на хлеб, а по факту — на водку.

ДЕСЯТЬ ЛЕТ

Минуло десять лет, и он пришел,
возник из книг, шкафов, присел за стол.
Сказал: «Пятно на платье, в стирку брось,
опять посуда в раковине — валом,
как прежде все — потом и на авось.
А впрочем, чушь! Что время тратить даром?
Как ты жила? Очнись же, я — не сон».
Но я стою как столб на: он-не он.
Откуда и какие преодолел пути, мгновенья, мили?..
Мы раньше… об учебе говорили…
– Я, папа, не учусь, все больше — сама учу, лечу.
Но это скучно как дважды два, как очередь к врачу.
Наука для меня лишь хлеб, а ты цедил ее как дорогие вина.
Люблю слова и рифмы, перед тобою в том… повинна.
– А что твоя вторая половина?
Ты счастлива? Ты все чего-то ждешь?
Он яблоко разрезал, на блюдечко пристроил нож.
Его движенья… Ты опять… опять уйдешь?
Глотаю ком и горечь прячу в губы:
– Что рассказать о счастье? Счастье — странно, несчастье — глупо.
– А внучка как? Уж, верно, в кого-то влюблена…
Казалось мне, что те — с небес иль дна,
должны о нас все знать и этим, может быть, не одиноки…
Стоит за шторой утро — руки в боки,
всё громче шепот шин и топот тел.
– Ты плакала и жизни не хотела, а я тебя журил, ведь я — хотел,
за пару дней до смерти. Что там было?
Что я не понимал? На что тогда мне не хватило силы?
Черты его стирались — нос с горбинкой и глаз асфальт…
– Не уходи! Я дочке сакс купила — альт…
Но солнце лупит — не видать ни зги.
Слышны обрывки: не бери долги…
Протяжным эхом: маму бе-ре-ги…
Повсюду — солнце, солнце… солнце…
Включаю кран –
тарелка бьется.

Ирина Котова, поэт и хирург-эндокринолог, работая над докторской диссертацией по медицине, нашла в себе силы заочно окончить Литературный институт имени Горького («ну, раз уж все равно в Москву приезжаю в клинику — заодно и сессию сдам»).

Теперь она профессор. Правда, несмотря на успешную карьеру врача, Ирина признается, что, начав писать, постоянно ощущает «центробежную силу», как бы уводящую ее из медицины. Потребность в творчестве она связывает с синдромом выгорания на работе — чем ощутимее там напряжение и желание все бросить, тем сильнее творческий импульс.

ПРОЕКТ  "ПУТЕШЕСТВИЯ  ПОЭТА"

***

 

Все поэты — яблоки

яблоко вырывается

из кадыка адама

бьёт словом

по голове

 

слова

прыгают

с книжных полок

из витрин

из тарелок супа

 

 

даже любовь

живёт

в параллельном мире

болтается

в правом кармане

пальто

 

пятки слов

наступают

на её осколки

 

ничего не чувствуют

 

слышен лишь

хруст

слов

ПАЛИСАДНИК