МАРИНА  КУДИМОВА

***

Широк, как кимоно,

Заката алый спад.

Больничное окно

На яблоневый сад.

 

«Цветем, цветем, цветем», –

Глаголет все в саду.

Сегодня я с дитем

На выписку иду.

 

Жила я как-нибудь,

Давно и далеко…

Запахиваю грудь:

Теперь в ней молоко.

 

Заказан путь назад…

Пьют голуби из луж.

Сквозь яблоневый сад

К окну шагает муж.

ИНТЕРВЬЮ ДЛЯ круглого стола поэтического фестиваля СЛУ "НАМ 16"

ФОТОГАЛЕРЕЯ  "ПУТЕШЕСТВИЯ ПОЭТА"

Книги

  1. Перечень причин. М., 1982.

  2. Чуть что. М.: Современник, 1987. (Новинки «Современника») — 109 с.

  3. В антракте, в провинции. Копенгаген, 1988 (на дат. и рус. языках).

  4. Арысь-поле. М.: Современник, 1990. — 64 с. ISBN 5-270-00-895-5

  5. Область. М.: Молодая гвардия, 1989. — 112 с. ISBN 5-235-00829-4

  6. Черёд. Новосибирск: Поэтическая библиотека журнала «Сибирские огни», 2011. — 128 с.

  7. Целый Божий день: Малые поэмы. Таганрог: «Нюанс», 2011. — 32 с.

  8. Голубятня. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2013.

  9. Душа-левша. М.: Издательство «У Никитских ворот», 2014. (Серия: Московские поэты) — 72 с. Тираж 200 экз. ISBN 978-5-91366-863-9

КОНЕЦ ЗИМЫ

 

Никогда не уловлю,

Как стирают эту стигму,

Не поймаю, не застигну,

Караулить не люблю,

 

Как откладывают вспять,

Демаркируют границу,

Нищебродную синицу

Норовят с окна согнать.

 

Как под марлей типовой

Укрывают бархат рытый –

Обнажают сад, прикрытый

Уплотнившейся листвой.

 

И, разделав каравай,

Горстью бережной нерезко

Движут хлебные обрезки

По столешнице на край.

 

Это все не наяву,

Невесомо и незримо,

Потому не назову

Снегом – снег, зимою – зиму.

 

А сегодня поутру

Клапан вырвало дренажный…

До чего ж не по нутру

Мне капризный стиль пейзажный!

 

Потому-то, оттого-то

И срастается со мной

Кропотливый, как работа,

Возраст полный, плотяной.

 

***

Метелка и грабли – осенняя снасть.

Без роздыху шоркать да гресть,

Пожечь, закопать, в мешковину покласть,

А все, что не выбросишь, съесть.

 

Чем выше урод, тем сильней геморрой –

Усушка, утруска и бой.

Зато оборотистый голод-герой

Подчистит концы за собой.

 

Невнятица кроет, бормотная мгла

Становится колом в груди.

Зато немота безупречно кругла,

С какого угла ни зайди.

 

Посмотришь с крыльца на запущенный сад,

В октябрьский вдышишься прах –

Два яблока сгнивших на ветке висят,

Зато не хрустят на зубах.

***

Наворую у прошлого алычи

В разбомблённом чужом саду,

И, пока душа говорит: «Молчи!»,

Никуда не уйду.

 

И, пока народ молчит: «Говори!»,

Будет маетно и в раю.

Заросли вертикально плющом фонари,

Освещавшие жизнь мою.

 

За семнадцать лет не раздулась гарь –

Только сажу дождь спрессовал.

И дорогу железную съела марь,

Будто Брэдбери колдовал.

 

А вожак одичавшего табуна

Гомозит головой гнедой,

А коровья лепешка похожа на

Перевернутое гнездо.

 

Только моря судороги длинны –

Отбежит волна, набежит.

Ничего не трогай после войны –

Пусть лежит оно как лежит.

 

Рот откроешь, выдохнешь алкоголь –

Все одно не заговоришь…

Головой младенца играет в гольф

Утвердившийся нувориш.

 

***

Листья ходят по саду,

Сбивчиво говорят.

Взлетят, а потом присядут

Друг на дружку, не в ряд,

 

Их поджимает прожелть.

Кто умелькнуть сможет

Хоть на полуверсту

От осеннего жома?

Тянется лист к чужому

Дереву и кусту.

 

Как совершенно летний,

Дольше и безбилетней,

Жох, Дориан Грей,

Зелен один чубушник,

Но в заплатках бэушных

Он у моих дверей.

 

Чуткий к иным обновам,

Каждым дрожит пестом,

Палым, златым, кленовым

Сплошь обсажен листом.

 

ЧЕРЕМУХА

 

Я люблю на черемуху похолодание,

Кулича подъедание, Пасхи отдание,

 

Чтоб весенний застрой был, как белой шпаклевкою,

Гроздевидно обрызган молочной маевкою.

 

За неделю предлетие сапою тихою

С пятипалой разделается засадихою,

 

После скуксится осень вдовою соломенной –

Так ее скосоротит лиловой оскоминой.

 

Мне мила не персидская и не виргинская,

А плебейская, ро́дная наша, суглинская,

 

Отраженная вовсе не в водах Потомака

Черессильная, трудная наша черемуха.

 

И пока, слыша города гонку блошиную –

Далеко, невложимо в кусты черемшинные,

 

Засыпаю беспечно, а в комнате холодно,

И умолк соловей, нахлебавшийся солоно,

 

Потому что его, как дико́го приемыха,

Крупной солью вскормила глотуха-черемуха.

 

ЯБЛОНЯ

 

Яблоня старая тужится цветом,

Словно бы кто ее просит об этом,

Руки воздев, не покрыв головы, -

Красно украситься прежде листвы.

 

Трудно и хлопотно яблоне старой

(Я про себя назвала ее Саррой).

Много покойнее зимней порой

Было ей кутаться черной корой

 

И, угостившейся желчью и оцтом,

Смертью с весенним разделаться ГОСТом,

Не преломляя неплодья печать,

Ветвью костлявой о крышу стучать.

 

Нет – аккуратно к Великой Субботе

Плодоносяще восстала в работе,

Пусть тугочревный земной огород

Полон обломками адских ворот.

 

Ме́льтешно, с пальцами в луковой краске,

Так ведь и мы помышляем о Пасхе:

Пламя молитвы в трясине молвы,

Праздника цвет в повседневье листвы.  

 ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА – АВТОР
 
Легко ли ответить на вопрос, что такое литература? На первый взгляд, ничего нет проще. Если ограничиться литературой художественной, это прозаические, поэтические и драматические произведения, созданные на том или ином языке и относящиеся к определенной эпохе, или – в совокупности – произведения человечества, зафиксированные на письме. Литература - вид искусства, единственным  средством воплощения которого является слово, язык. То есть из слов, из букв создается вымышленный мир, который благодаря письменности постигается в равной мере чувством и интеллектом. Именно интеллектуальная составляющая не только при создании, но и при восприятии художественного текста определяет особое положение литературы среди других видов искусства. Можно прекрасно танцевать, не умея читать, и играть на гитаре, не зная нот. Но стать писателем, не прочитав ни одной книги, – хотя бы букваря – и прочесть книгу, не овладев азами грамоты, невозможно.
Русская литература – так уж сложилось – всегда была шире любых определений. В разные эпохи и по разным историческим причинам она заменяла или серьезно дополняла религию, идеологию, философию. Пожалуй, нигде в мире так не распространен и «эффект присутствия» литературных героев. Сколько поколений девушек «делали жизнь», как говорил Маяковский, с Наташи Ростовой? Сколько юношей в разные времена равнялись на Печорина или Павку Корчагина, забывая, что это не живые люди, а персонажи, герои, созданные воображением автора и запечатленные при помощи слов? Здесь мы употребили два понятия, без которых литературу тоже трудно представить, – «воображение» и «автор».
Воображение - это способность сознания создавать образы, не имеющие  аналогов в действительности. Но почему же мы тогда сопереживаем «не имеющим аналогов» литературным героям или, наоборот, искренне ненавидим злодеев и подлецов, которые никогда не жили ни в какой стране и в какое время? Значит, воображение граничит с чудом. Значит, это такой феномен сознания, который способен сделать сущим никогда не существовавшее. «Над вымыслом слезами обольюсь», недаром сказал Пушкин.
Одно из значений слова «автор» (auctor) в переводе с латинского – «виновник». Выдающийся литературовед М. Бахтин считал, что автор находится «в том невыделимом моменте» произведения, «где содержание и форма неразрывно сливаются, и больше всего мы ощущаем его присутствие в форме». То есть автор - главный «виновник» того оригинального, неповторимого стиля, по которому мы сразу узнаем фразу Толстого или Набокова. Но русская литература и тут отличилась. Ее ключевое произведение – «Слово о полку Игореве» - не имеет автора. То есть он, конечно, был, но имени его мы не знаем. Анонимные произведения занимают в литературе довольно большое и достойное место, но стоящее буквально в изголовье национальной литературы «Слово» - единственный в своем роде случай.
Родившись за стенами монастыря, наша словесность прошла огромный путь. От энциклопедического XVIII века Ломоносова – к золотому веку Пушкина и его друзей-поэтов. От Серебряного века – к головокружительным экспериментам авангарда. От поэзии Великой Отечественной – к «шестидесятникам». Сейчас на наших глазах происходит невиданный по размаху процесс демократизации литературы: с внедрением интернет-технологий каждый пишущий имеет возможность заявить о себе и дождаться сиюминутного отклика на свое творчество. Литература как элитарное занятие для избранных заканчивается. Навсегда или на короткий срок – посмотрим. Происходящее еще только предстоит систематизировать и проанализировать. Но существование и непрерывное прирастание новыми авторами свидетельствует о том, что разговоры о конце литературы преждевременны. Видоизменяясь и трансформируясь, искусство слова продолжает жить и согревать наши сердца.
В будущее русской литературы я верю безоговорочно. Мы живем в единственной стране, которая признана литературоцентричной. Мы верим в то, что герои произведений живут среди нас и помогают нам в самые трудные моменты. Мы читаем и сочиняем такое количество стихов, что их энергия неизбежно перейдет в качество. А от стихов еще никто не становился хуже!
Марина Кудимова

Праздника цвет в повседневье листвы...