СЕРГЕЙ ПОПОВ

*  *  *

Средь бульварных грачей, переминающихся терпеливо,

перекинешься “Ну как ты?” на встречных курсах

с подгулявшим приятелем, глотателем жизни, либо

позавчерашней женщиной, вовсю теребя окурок.

 

Время слишком проходит, чтоб сваливать, как в прорву,

на него окончанья счастий, выстреливающие седины,

потому как в том мало правды и нету проку –

повелевают внекалендарные призраки, несудимы.

 

Всё срастётся, если отыщешь общий

без костей язык с тенями, стенами света,

чистотой чернил, закромами нездешней мощи -

лишь глаза прикрой – и приснится тебе всё это.

 

Только в том ли сне светит выгода и услада?

Видно, чище вина разъятья и прелесть несовпадений,

будто сад горячо цветёт, а виновник стоит у сада

и глядеть не готов, но и глаз никуда не денет.

*  *  * 

Утро приходит сквозь птичью речь

к частым штакетникам  здешних дач

радость привадить, беду навлечь

и ничего не решить хоть плачь.

 

И у подбрюшья июньских туч

тутошний тает в листве Морфей,

радостен и на беду летуч,

вкрадчивых и шебутных кровей.

 

Щебет во мгле, тополиный пух.

Не умирай – выбирай из двух

необоримых окрестных зол  -

сон ни о чём и скупой подзол.

 

Ересь и сизая кровь с утра,

многоголосие из вчера.

Птичье летучее молоко –

чтобы во сне умирать легко.

 

Белая, в пенках его, листва.

В воздухе не различить слова.

Кровь сочетается с молоком.

Просто – и пьётся одним глотком.

*  *  *

   Итак – в сумерки, в сумерки. На узкую дорожку между зацветающими вишнями и каштанами. И – вверх по крутому холму, никуда не сворачивая – в сползающую навстречу тень.

   Временами древесные лапы вытягиваются из-за оград, расталкивают непроглядный воздух, смыкаются над головой. И тогда словно оказываешься в тоннеле – живом, внезапном, пугающем. Звёздная ли пыль искрит под ногами или всего лишь мелкий ребристый гравий? Чреватые нетерпеливой белизной бутоны или безумные глаза неведомых существ смотрят пристально сквозь мелкий штакетник? Огромный костёр из прошлогодних листьев или сияющая по случаю гостей усадебная терраса видится далеко на возвышенности?

   Хочется скорее приблизиться, рассмотреть, впитать свет. И потому ускоряешь шаг, увлекаешься, почти бежишь. И уже совсем вблизи понимаешь…

   Никакое это не лиственное пламя и не дружеская на пленительном пленэре вечеринка. Это другой мир, где множество маленьких фонарей горит над тесовыми дверями погребков и распахнутыми воротами винных садов, где позеленевшие часы на церковной колокольне терпеливо отмеряют уже не одно столетие, где сюртучный оркестрик на тесной площади прилежно выводит штраусовские рулады. Еловые ветки точно флаги торчат над оконцами харчевен, в отполированных тысячами подошв игрушечных кубиках мостовой отражается перепляс световых гирлянд и похожие на отставных генералов швейцары с достоинством склоняют седые породистые головы. Что-то напевают себе под нос круглолицые торговцы сосисками, гордо вышагивают ряженые зазывалы в тирольских шапочках с перьями, безоблачно улыбаются светловолосые мороженщицы в кружевных передниках.

   Это же Гринзинг, Гринзинг! Волшебная сказка из недр дошкольных простуд, сумбурных снов, потрёпанных книжек. Тёмные, в замшелых лесах горы будто тяжкие волны надвигаются на владения весёлого света. Но ясно, что угроза их иллюзорна, обманчива, ритуальна. И самое страшное не сбудется никогда.

   И шустрые стайки улыбчивых японских пенсионеров и завтра, и послезавтра будут организованно снимать на видео побелевшие от бесчисленных дождей мемориальные доски. Не перестанут бойко расходиться в сувенирной лавке альпийские колокольчики. И никому не расхочется отведать того самого яблочного штрудня. И не стихнет шипение гравия под подошвами на окрестных тенистых тропах…

   И на обратном пути наклоняешься, поднимаешь причудливый камешек и воровато засовываешь его в карман, по-пацански загадывая унести сказку с собой. И уже в номере, обнаружив дыру, закуриваешь, открываешь балкон и смотришь, смотришь не мигая в сплошное чёрное.

***

Картофель на стол подает квартирантка.

Не правда ли, слишком кусаются цены?

Но прежде – о хокку,

                                                     а после – о танка.

Конфузливый выговор.

                                               Кроткие сцены.

По частному сектору стелется лето

И силится не оставаться за скобкой

Непреодолимого сходства предмета

С ветвящейся тенью и дудочкой робкой.

                    Ах, как безошибочно август угадан!

Хотя еще только июнь на излёте.

Но дело не в гордом дыханье на ладан,

А в странном прощанье на праздничной ноте.

На запах забвенья,

                              подгнившей террасы,

Невольной аскезы, вольготной теплыни

Летят, оставляя небесные трассы,

Раскосые призраки, званные ныне.

 

А голос над книгою выше и глуше.

А строки окутаны воздухом спертым

И речитативом усадебной груши

В тугой унисон с лебедой и апортом.

И кроны заходятся сабельным блеском

На пухлом бедре накренившейся тучи.

В цитатной волне и молчании веском

Блаженно купается пламень летучий.

То прянет,

                 то вынырнет в матовом блике,

Не жалуя смерть

                            и о жизни не горясь,

Как будто безоблачно равновелики

Упругий побег, обожанье и голос.

И всюду соседствует соль воплощенья

И уксус ухода, разбавленный светом,

Как будто бессрочный залог возвращенья

До первого зова покоится в этом.

 

*  *  *

Сад прорастает плоть и кровь

тех, кто в комплоте

с истекшим. Брови не суровь –

лихой пехоте

солдатиков и пауков

быльё что былки.

Миропорядок бестолков –

лишь боль в затылке.

Твои летучие лета

на склоне лета –

прикорневая суета

и сигарета.

В горниле августа и над

окрестной комой

столпотворение монад,

рой насекомый.

Всего того, что истекло

сплошные блёстки.

Воспламенённое стекло,

развал извёстки.

Развоплощений чехарда,

песка причуда –

сухое русло в никуда

из ниоткуда.

 

*  *  *

Грузный август в старческой частой гречи –

теневую россыпь нажим жары

прорастает по закоулкам речи –

лишь одно шуршание мошкары.

 

Тяжкотелый воздух лещин и вишен

по калёным крышам дощатых дач

немотой вселенскою обездвижен –

лишь незримой птицы высокий плач.

 

Пустоты безбрежной сплошная нота,

переулков палевая кайма,

где крылатый и неустанный кто-то

день при дне хранит от  огня дома.

 

 

Фотопроект "Путешествия поэта"

Сергей Попов родился в 1962 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Печатался в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Арион», «Москва», «Юность», «Зарубежные записки», «Интерпоэзия», «Волга», «Дети Ра», «Новая юность», «Футурум Арт», «Литературная учёба», «Крещатик», «Зинзивер», «Подъём» и других. Автор многих книг стихов и прозы ( в их числе - Папоротник. Стихи. – Спб: ЛИО «Редактор», 1992; Транзит. Стихи. – Воронеж: Литературный фонд России, 1997; Вопрос времени. Стихи, поэмы. – Воронеж: Издательство им. Е.А. Болховитинова, 2005; Встречи без продолжений. Роман. – Спб: Алетейя, 2007; Воронеж etc. Книга стихов. – М.: Вест-Консалтинг, 2011; Мыльный пузырь. Роман. - Спб: Алетейя, 2011[ переведен на нем.]; Страшное дело. Стихи и поэмы. - М.: Вест-Консалтинг, 2015). Победитель Всероссийского литературного конкурса им. Маковского в номинациях «стихи» и «поэмы» (2004). Победитель Международного поэтического конкурса «Перекрёсток» (Германия) журнала «Крещатик» (2007). Обладатель Специального приза Союза российских писателей Международной Волошинской премии за лучшую поэтическую книгу года (2010). Финалист Всероссийской литературной премии им. Валерия Прокошина (2014). Лауреат премии журнала «Дети Ра» за лучшую поэтическую публикацию года (2011, 2014). Лауреат премии литературной газеты «Поэтоград» за лучшую поэтическую публикацию года (2011). Лауреат премии газеты «Литературные известия» за лучшую поэтическую публикацию года (2014). Лауреат премии журнала «Зинзивер» за лучшую поэтическую публикацию года (2015). Член ПЕН-клуба (Русский ПЕН-центр) и Союза российских писателей .

Сад прорастает плоть и кровь

тех, кто в комплоте

с истекшим. Брови не суровь –

лихой пехоте

солдатиков и пауков

быльё что былки.

Миропорядок бестолков –

лишь боль в затылке.

Твои летучие лета

на склоне лета –

прикорневая суета

и сигарета.

ЯЗЫК С ТЕНЯМИ, СТЕНАМИ СВЕТА...